V понятие в диалектической логике
Скачать 1.24 Mb.
|
| Отражение движения и его противоречий в логических категориях До сих пор речь шла о понятиях вообще, о способности любых понятий, которыми оперирует всякая наука, отразить движение и изменение. Теперь необходимо выделить наиболее общие понятия, которыми специально занимается диалектическая логика, и проанализировать их с интересующей нас точки зрения. Мы имеем в виду логические категории — сущность и явление, содержание и форма, необходимость и случайность, возможность и действительность и др. В формальной логике эти категории не рассматриваются, поскольку анализ понятий под углом зрения движения познания, его углубления в сущность явлений, в их противоречия не составляет ее задачу. Между тем указанные категории суть ступеньки углубления, движения познания от внешнего к внутреннему, от тождества к различиям и противоречиям, от случайности к необходимости и т. д. В диалектической логике изучение этого процесса движения мысли и того, как в нем посредством общих логических категорий отражается развивающаяся действительность, имеет первостепенное значение. Так как анализ роли категорий в познании потребовал бы рассмотрения огромного круга вопросов (сущность каждой категории и ее связь с другими категориями, место каждой категории в процессе познания, их «субординация», диалектика переходов одних категорий в другие, развертывание, движение познания через посредство движения категорий и т. д.), а наша задача сводится лишь к выяснению общего значения категорий в диалектической логике, то мы выделим лишь некоторые аспекты данной проблемы. В настоящем разделе мы рассмотрим категории как логические формы выражения объективных противоречий движения, с тем чтобы в следующем разделе исследовать их С точки зрения той роли, которую они выполняют в процессе углубления, движения познания. Давая общую характеристику понятия и анализируя его структуру, мы рассмотрели противоречие общего и единичного, поскольку оно особенно важно для понимания диалектической природы понятия как синтеза многообразных единичных явлений. Однако, противоречия между различными сторонами, свойствами действительности чрезвычайно многообразны и свое наиболее общее выражение они находят в ряде категорий. Значение этих категорий состоит прежде всего в том, что они отражают в формах мысли не просто определенные стороны, «роды» бытия, но их сложные, противоречивые отношения и взаимосвязи, переходы друг в друга. Поэтому они и являются могучим орудием диалектической логики. Образно говоря, если понятия вообще составляют «клеточки» всякого познания, то наиболее общие логические понятия, или категории, являются их «костной», «мускульной» основой. Это объясняется тем, что они, во-первых, предельно широки по характеру и масштабам своего обобщения и, во-вторых, в них выражены наиболее типичные и чаще всего встречающиеся в реальной действительности противоречия. В силу сказанного научное мышление вне этих категорий невозможно. Даже беглый просмотр работ по современной физике, квантовой механике, покажет, что страницы их пестрят понятиями «случайность», «необходимость», «детерминизм», «возможность», «действительность» и т. д. Это и естественно, так как без этих категорий нельзя ничего сказать о тех объектах, которые исследует современная наука. Как же конкретно логические категории отражают противоречия объективного движения? Каждая логическая категория связана с другой категорией: причина со следствием, необходимость со случайностью, содержание с формой и т. д. В этом, разумеется, нет никакой случайности. Эта «парность» их — выражение противоречивого характера каждой логической категории, проявление того обстоятельства, что данная категория лишь постольку действительна, поскольку она неразрывно связана со своей противоположностью, т. е. другой категорией. Диалектическая противоречивость категорий отражает противоречия различных сторон, свойств, переходов действительности, а также ее внутренних закономерных связей. Парный характер, связь категорий свидетельствует о том, что каждая из них одновременно полагает и отрицает друг друга, т. е. что они суть единство противоположностей: содержание не существует без формы, причина — без следствия, необходимость — без случайности, следствие — без причины, случайность — без необходимости и т. д. Вместе с тем они отрицают друг друга, составляют противоположности: так, например, необходимость противоречит случайности, сущность — явлению, в силу чего метафизическое мышление склонно даже на этом основании разделять их непроходимой гранью. Противоречия, фиксируемые каждой парой логических категорий, не мертвые, а подвижные противоположности, переходящие друг в друга, соответственно развитию отражаемых ими свойств и отношений реальных явлений и процессов действительности. Это значит, что противоречия, существующие между категориями, развиваясь, разрешаются путем перехода одной категории в другую: необходимость в известных условиях превращается в случайность и наоборот, возможность в действительность и т. д. Переходы категорий необходимо понимать и в том смысле, что не существует абсолютного различия между парными категориями. То, что в одной связи, в одном отношении есть причина, может в другой связи, в другом отношении стать следствием, перейти в иное и т. д. С точки зрения диалектической логики нет ничего ошибочнее, чем мысль о том, будто во всех случаях существует либо содержание, либо форма, либо необходимость, либо случайность, либо причина, либо следствие. Нет абсолютной грани между противоположностями, вследствие чего и логические категории гибки, подвижны, относительны. Поэтому мышление данными логическими категориями позволяет оперировать не с мертвыми, статическими, а с гибкими, релятивными, пластичными формами мысли, адекватными изменяющейся действительности. Борьба, развернувшаяся вокруг сложных вопросов, поставленных современной наукой, показывает, насколько важно правильно мыслить диалектическими категориями, гибкость которых, по выражению В. И. Ленина, доходит до тождества противоположностей. Современная наука при объяснении вновь открытых явлений постоянно наталкивается на противоположности, но дело в том, как мыслить этими противоположностями — как неподвижными крайностями, разделенными между собой непроходимой пропастью, или гибкими, подвижными противоположностями, соединенными друг с другом многими связями и переходами. Рассмотрим некоторые из этих вопросов по существу. Среди них особенную актуальность приобрел вопрос о детерминизме, о категориях причинно-следственной связи. Как известно, детерминизм заключается в том, что в мире все причинно обусловлено, что нет ни одного явления, которое не имело бы своей причины. Это — главное в детерминизме. Все остальное — какой степени точности достигла наука в исследовании тех или иных причинных связей, как конкретно проявляется причинная связь в различных сферах объективного мира и т. п. — подчинено этому главному принципу. Вследствие этого категории причины и следствия суть всеобщие категории, ибо они отражают причинную обусловленность всех явлений природы, общества и мышления. Но эти категории являются одновременно и логическими категориями мышления, т. е. такими категориями, без которых познание теряет свою опору. В качестве логических категорий они имеют всеобщее значение и поэтому нельзя считать, что они применимы в исследовании одних областей действительности и неприменимы в других. Между тем именно этот всеобщий характер категорий причины и следствия берут под сомнение физики-идеалисты. Попытка ограничить принцип детерминизма рамками макропроцессов и отрицать его в области микрообъектов имеет своим философским основанием неумение в мышлении диалектически выразить сложность реальных связей, игнорирование диалектической природы взаимодействия причины и следствия как противоположностей. Обычный довод, который выставляется при отрицании причинно-следственной связи в микропроцессах, следующий. В области движения макрообъектов, зная исходные данные о положении и скорости тел, о посторонних влияниях на них, мы можем точно определить, предсказать последующее их движение. Значительно сложнее обстоит дело с движением микрообъектов. Вследствие сложности протекающих здесь процессов (двойственный, корпускулярно-волновой характер электронов, влияние приборов на частицы и т. д.) возможно определить лишь движение большой совокупности частиц, дать их усредненную характеристику, а о движении отдельной частицы можно говорить лишь в плане большей или меньшей вероятности. Гейзенберг приводит в пример взрыв обычной и атомной бомбы. В первом случае возможно точно вычислить и предвидеть силу взрыва. Во втором случае это возможно осуществить лишь в определенных колеблющихся границах. Из этого делается вывод, что в первом случае мы имеем дело с причинностью, поскольку следствия однозначно связаны с причиной. Во втором случае причинность отсутствует, поскольку здесь такой связи нет и мы не можем точно предсказать последствия. Таким образом, получается, что причинность, детерминированность явления существует лишь там, где есть необходимость, где причина обусловливает определенное, необходимое следствие; где же этой необходимости нет, где результат можно определить лишь с преобладающей степенью, вероятности, там господствует случай. Ошибочность подобных рассуждений состоит прежде всего в смешении разных логических категорий. В полной мере подтверждаются слова Энгельса, что мыслить без логических категорий невозможно, а чтобы правильно ими мыслить, их нужно знать, изучать (31). Здесь смешиваются логические категории причины и следствия, с одной стороны, и необходимости — с другой. Столь же ошибочно отождествлять категорию случайности с беспричинностью. Остановимся на последнем. Действительно, в движении отдельного микрообъекта есть много случайного. Но означает ли это, что это движение беспричинно, не имеет причины? Представим себе простой факт. На улице велосипедист наехал на пешехода. Это — непредвиденный случай, но он не беспричинен. То ли пешеход зазевался и его невнимательность явилась причиной несчастного случая, то ли причина состоит в невнимательности или неопытности велосипедиста. В том и в другом случае происшествие детерминировано, имеет причину. Если мы не можем, как указывает Гейзенберг, со строгой точностью определить силу взрыва атомной бомбы, а лишь в известных вероятных границах, то и здесь играет определенную роль элемент случайности. Но этот элемент не исключает причинной обусловленности того обстоятельства, что на этот раз взрыв произошел с такой-то силой, в другой раз — с другой силой. Иначе говоря, сама вероятность, различные степени вероятности детерминированы. Мы можем знать или не знать конкретные причины, обусловливающие это, но в том, что эти причины существуют, нет никакого сомнения. Так же недопустимо смешивать причинную обусловленность с необходимостью. Конечно, нет необходимости, не связанной так или иначе с причинной обусловленностью явлений. Необходимость всегда детерминирована, имеет определенные основания. Однако тот факт, что необходимость имеет свою причину, не означает, будто всякая причинная связь необходима. Несмотря на то что имеется причина, почему велосипедист наехал на пешехода, никто не назовет этот факт необходимостью, ибо это могло быть, а могло и не быть. Далее, только с точки зрения метафизической логики можно утверждать, что связь причины и следствия должна быть во всех условиях однозначной. Следствие всегда будет однозначным по отношению к своей причине, если их вырвать из всеобщей связи и взаимодействия явлений, если абстрагировать их от воздействия на них массы других явлений. Именно в этом смысл указания Энгельса о том, что если явления вырвать из всеобщей связи и мыслить их изолированно, то «в таком случае сменяющиеся движения выступают перед нами — одно как причина, другое как действие» (32). Истинное же каузальное, причинное отношение вещей мы можем, по словам Энгельса, понять, лишь исходя из универсального взаимодействия. Это последнее объясняет, почему; невозможно требовать всегда однозначности причинно-следственных связей. Эта связь могла бы мыслиться однозначной лишь при том условии, если бы причина и следствие представляли собой абстрактное тождество. В действительности же это тождество в различии, единство противоположностей. Это значит, что в силу сложных взаимосвязей и взаимодействия явлений, переплетения и столкновения различных процессов действия причины как правило проявляются в многообразных, часто противоречивых формах. Действие причины преломляется через множество явлений и их связей и потому проявляется преимущественно не в однозначных, а многозначных видах. Там, где мы имеем дело с простейшим видом движения — каков механический вид движения — там связь причины и следствия проще, однозначнее. Именно эта форма связи была абсолютизирована Лапласом и другими механистами как всеобщая и единственная. Но в действительности, чем сложнее форма движения, тем сложнее и многообразнее причинно-следственная связь. Современная физика доказывает, что формой выражения причинности в области атомных объектов является вероятность. Так, академик В. Я. Фок пишет по этому поводу: «Даже если атомный объект находится в фиксированных внешних условиях, результат его взаимодействия с прибором в общем случае не является однозначным. Этот результат не может быть предсказан с достоверностью на основании предшествовавших наблюдений, как бы ни были точны эти последние. Определенной является только вероятность данного результата» (33). Этот вывод подтверждает, насколько важно мыслить не односторонне, не неподвижными категориями, а учитывая всю сложность и противоречивость причинно-следственных связей в реальном мире. Вероятностная форма причинности означает: 1) что причинность не исчезает с переходом к атомным объектам, а получает лишь новое, более сложное по сравнению с классическим пониманием детерминизма выражение; 2) что само это усложнение можно понять лишь при учете диалектического взаимодействия причины и следствия, т. е. того обстоятельства, что истинное каузальное отношение познается из взаимодействия явлений (в данном случае взаимодействия атомных объектов с прибором), что, следовательно, нужно подходить к причине и следствию не как мертвому тождеству, а как тождеству противоположностей. Это особенно важно потому, что диалектический характер причинно-следственной связи в мире атомных объектов есть по-видимому результат противоречивой природы самих этих объектов, их корпуску-лярно-волновых свойств. Определение движения объекта лишь, в форме вероятности не есть исключительная особенность микропроцессов. Она имеет место и в других областях, например в экономической области. Установлено, что цены на товары в условиях досоциалистического товарного производства регулируются законом стоимости. Стоимость товара есть количество общественно необходимого труда, затраченного на его производство. Цена находится в зависимости от стоимости, обусловлена ею, и в этом смысле можно сказать, что стоимость - основа цены, ее причина, цена — следствие. Однако Маркс, подвергший анализу этот вопрос, показал, что связь стоимости и цены не однозначная. Вскрыв стоимость как основу, причину, источник цены, он затем, исследовал те усложняющие обстоятельства, которые приводят к тому, что цена не совпадает со стоимостью. Цена всегда колеблется вокруг стоимости, будучи выше или ниже ее. Это объясняется тем, что рыночные, связи чрезвычайно сложны и могли бы быть образно изображены в виде массы пересекающих друг друга и взаимопереплетающихся линий. Вследствие этого, хотя известен закон, определяющий цены товаров, невозможно с точностью предсказать, какова в данный момент будет цена какого-нибудь товара. Это можно сделать лишь с известной степенью вероятности. Только усредненные цены, цены массы товаров, дают представление о их стоимости. Но это не означает, что движение единичных цен причинно не обусловлено. Мы даже знаем причину того, почему товаров, какой будет спрос в это время и т. д. Но случайность невозможно точно предвидеть. Если возможно предсказать лишь средний результат массы индивидуальных движений, то это доказывает, что само случайное связано с необходимым, есть форма проявления необходимости, что в движении индивидуального объекта существует необходимость, однако она проявляется в сложной, неоднозначной форме. В приведенном случае только в отклонениях единичного от нормы проявляется и может проявиться эта норма, т. е. только в отклонениях и через отклонения единичных цен от стоимости последняя прокладывает себе дорогу и проявляется. Таким образом, причина и следствие как логические категории правильно отражают действительность лишь при учете как их единства, так и сложных противоречивых взаимоотношений между ними. Явление или группа явлений, выступающие в качестве причины, связаны со многими условиями, и их действие осуществляется лишь в связи с ними, преломляясь через них. В силу этого одна и та же причина приводит в разных условиях к различным следствиям. Причина и следствие находятся в постоянном взаимодействии, влияя, воздействуя друг на друга. Как противоположности, они переходят друг в друга в процессе этого взаимодействия. Стремление абсолютно разграничить их приводит к окостенению этих понятий. Конечно, связь причины и следствия есть лишь частица всемирной связи, проявляющейся в различных формах, и сама по себе не исчерпывает эти формы. Другие логические категории также служат для выражения связей и отношений между явлениями, но берут эти связи с других сторон, отражая иные закономерности объективного мира. Однако, хотя связи чрезвычайно многообразны и требуется ряд логических категорий для их выражения в мысли, нельзя умалять роль причинно-следственных отношений, в какой бы форме они ни выступали. Нет науки, если отрицается закон причинности. Поэтому В. И. Ленин особенно подчеркивал, что, как бы ни уточнялись и ни развивались наши конкретные представления о причинности в природе, признание объективного существования и действия этого закона есть такое же условие познания, как и признание существования внешнего мира. Это начинают признавать сейчас и те естествоиспытатели, которые раньше заявляли о принципиальной несовместимости новых успехов науки и принципа причинности. Н. Бор в статье «Квантовая физика и философия» указывает, что, как ни своеобразны условия и способы исследования атомных объектов, это не означает, что там не действует закон причинности. Новые способы экспериментирования, пишет он, обеспечивают «последовательность между причиной и следствием в соответствии с очевидным и элементарным требованием причинности». Говоря о теории дополнительности, он утверждает, что она отнюдь не означает произвольного отказа от идеала причинности (34). Это признание свидетельствует о том, что мышление потому не может обойтись без логической категории причинности, что нет ни одного явления в мире, которое не имело бы своей причины. Логические категории причины и следствия требуют от нас мыслить о вещах как детерминированных, всегда причинно обусловленных. Но этого еще недостаточно, чтобы знать, каковы результаты этой обусловленности — являются ли они необходимостью или случайностью, или тем и другим вместе. Связь причины и следствия одинаково характеризует как необходимые, так и случайные отношения, ибо беспричинных явлений не существует. Поэтому категории необходимости и случайности конкретизируют, углубляют понимание причинных связей явлений, исследуя их с новой стороны, давая ответ на вопрос о том, каков характер этих связей. Вопрос о необходимости и случайности в современной физике стоит в центре исследования ряда важнейших проблем и служит яблоком раздора между различными концепциями и взглядами; это свидетельствует о важности этих категорий. Мышление о явлениях и процессах в мире не может обойтись без этих логических категорий, как и без других. И в этом вопросе самое главное в том, как с помощью этих категорий выразить связь, переходы таких противоположностей как необходимость и случайность. Противопоставление, абсолютизация их, неумение оперировать с ними ведет к серьезным ошибкам. Среди ученых сейчас нередко можно услышать высказывания о том, что новые данные науки произвели переворот в наших представлениях о характере явлений природы. Смысл этого переворота состоит якобы в том что на место старого представления о необходимости наука ставит теперь случайность. Случай господствует в природе, необходимость же почти исчезла. Отрицание причинности, о чем шла речь выше, также ведет к признанию случая, произвола как господствующей в тенденции. Развитие физики, пишет Н. Винер, отбросило «косный ньютоновский базис», и случайность «выступает теперь во всей своей наготе как цельная основа физики» (35). Здесь же он утверждает, что случай есть основной элемент в строении самой вселенной (36). Эта философская установка некоторых ученых находится в вопиющем противоречии с их собственными естественнонаучными исследованиями. Если бы случай действительно был «основным элементом» вселенной и, следовательно, науки, то та же кибернетика, одним из основателей которой является Винер, была бы невозможна. Мыслима ли теория информации и сознательное управление электронными устройствами на ее основе, если бы они были всецело подчинены случайностям, которые в силу своей природы как случайностей точно непредсказуемы? Никакая машина не выполнит заданной ей программы, если элементы этой программы не будут организованы в форме строгой и необходимой связи. И снова причина ошибочности указанной точки зрения состоит в неумении мыслить подвижными, переходящими друг в друга противоположностями. Логика развития объективных вещей тогда находит свое адекватное выражение в логике мысли, когда в формах мышления отражаются противоречия развития. Без единения в мысли противоположностей реальной действительности логика терпит крах. В самом деле, необходимость и случайность едины но едины как различия, противоположности. Противоположность между ними состоит в том, что необходимость выступает как результат внутренней связи явлений и имеет свою причину в самой сущности вещей. Вследствие этого необходимость — это то, что должно, не может не быть. Случайность имеет своим источником и основанием не сущность вещи и не существенные связи между вещами, а область внешних, поверхностных связей между ними. Случайность чего-либо коренится не в нем самом, а в другом. Вследствие этого случайность определяется как нечто, что может быть, но может и не быть. Еще Аристотель очень глубоко схватил это различие необходимости и случайности, указав, что «то, что само по себе присуще предметам, является необходимым» (37). Случайное — то, что «не есть само по себе». Однако, будучи противоположностями, необходимость и случайность не существуют друг без друга. Необходимость предполагает свое отрицание — случайность, последняя предполагает необходимость. Необходимость всегда связана со случайностью и наоборот. Случайность имеет своей основой необходимость, закономерно совершающиеся процессы, а необходимость проявляется в тех или иных случайностях. В этой диалектике категорий отражаются реальные процессы, где случайное и необходимое не разделены, а взаимосвязаны, взаимопроникают друг в друга. Их можно разделять, но там, где рассудочное знание видит одно различие, диалектическая логика нащупывает связь, единство, Переход категорий. Необходимость есть сущность и основа процессов. Но до сих пор некоторые ученые представляют себе необходимость как нечто однообразное, мертвенное, и, сталкиваясь в самой действительности с разнообразным течением процессов, они полагают, что последние случайны; Очень поучительна в этом отношении критика В. И. Лениным Петцольдта. Для доказательства того. что не все явления детерминированы, Петцольдт приводил психические и исторические явления. В природе, утверждал он, существует «однозначная определенность»; эту определенность он выводил логическим путем из разума. Но в психических явлениях и в истории большую роль играют личные особенности людей, и вне их нельзя-де ничего понять. Здесь, следовательно, нет однозначной определенности, нет, таким образом, и причинной обусловленности и необходимости, все случайно. В. И. Ленин по этому поводу замечает: «Перед нами чистейший метафизик, который понятия не имеет об относительности различия случайного и необходимого» (38). Ленин не развивает дальше этой мысли, но для каждого марксиста она совершенно ясна. «Однозначную определенность» Петцольдт понимает как чистую необходимость, оторванную от случайности. Но такой необходимости нет ни в природе, ни в обществе. Общественная жизнь развивается по объективным законам, независимым от воли и сознания людей. Таковы, например, экономические законы, действующие с необходимостью, которую никто не может отменить или уничтожить. Без учета и исследования этой необходимости нет науки об обществе. Здесь видна связь между причинной обусловленностью явлений и необходимостью. Экономические отношения как решающее в системе условий материальной жизни общества выступают в качестве той существенной причины, которая обусловливает все общественное развитие. Причинность и необходимость тождественны, таким образом, лишь тогда, когда причинно-следственная связь есть связь внутренняя, существенная, обусловленная развитием природы самих вещей. Такая связь выступает как необходимая. Значит ли это, что необходимая определенность развития может быть «однозначной»? Нет, конечно. Определенность «однозначна» лишь в том смысле, что необходимость всюду приводит к одинаковым основным, главным результатам. Например, везде, где развивалось товарное производство, оно необходимо приводило к возникновению капиталистического производства, если только какие-то внешние причины не прерывали этого необходимого процесса. В этом — и только в этом смысле — необходимость «однозначна», ибо она навязывает себя с принудительной силой, что и дает мысли возможность ее осознать, и не только осознать, но и предвидеть, предсказывать. Вместе с тем тщетно было бы искать однозначную необходимость в неглавных ее проявлениях, в деталях и подробностях ее осуществления. Здесь необходимость опосредствуется массой конкретных условий, свойственных каждому особому и единичному ее выражению. Например, в каждой отдельной стране, где развивалось простое товарное производство, необходимость превращения его в капиталистическое производство проявлялась неодинаково. Это объяснялось своеобразными условиями, в которых действовали общие причины превращения простого товарного производства в капиталистическое. Далее, необходимость — если продолжить пример с общественной жизнью — осуществляется в действиях и поступках людей. Каждому человеку свойственны свои индивидуальные психические и прочие особенности, каждый действует по определенным мотивам, сообразует поступки и действия со своими интересами и т. д. Вследствие этого нельзя искать «однозначную определенность» в течении исторических процессов, ибо действия людей неизбежно придают, как говорил Плеханов, индивидуальную физиономию событиям. Не в центре действия необходимости, а на ее периферии необходимость могла бы проявиться иначе, чем она проявилась, некоторые процессы, если бы их осуществляли другие люди, могли бы иметь иную «индивидуальную физиономию». Иначе говоря, здесь имеется широкий простор для проявления случайностей, ибо индивидуальные психические особенности действующих лиц в общем не обусловлены сущностью исторических процессов и имеют свое основание не в них, а в другом. Поэтому по отношению к исторической необходимости они случайны. И случайность, как было показано, не беспричинна, но это такая причинная связь, которую в отличие от вышеуказанной нельзя отождествлять с необходимостью. Таким образом, процессы протекают в двух противоположных формах связи — необходимых и случайных. Эти две формы следует различать, с тем чтобы не выдавать одно за другое. Однако различение этих противоположностей в диалектической логике относительно, оно должно стать предпосылкой их соединения, перехода друг в друга в соответствии с самой действительностью. Действие отдельного человека, его поступки могут казаться случайностью (39), но если взять действия не одного человека, а массы людей, то нетрудно обнаружить необходимость в качестве основы этих действий. Это значит, что и поступки отдельных людей в своей основе необходимы, но необходимость реализуется в форме, обусловленной особенностями и перипетиями жизни каждого индивидуума. Иначе говоря, необходимость осуществляется и пробивает себе дорогу через случайности, а сама случайность оказывается формой выражения необходимости, дополнением к ней. Отсюда ясно, почему В. И. Ленин критиковал Петцольдта, который отрицал наличие объективной закономерности, необходимости в психических и — шире — исторических явлениях. Петцольдт оперировал соответствующими понятиями и категориями как абсолютными противоположностями, в то время как они по природе своей будучи отражением сложной действительности, диалектичны, едины в противоположностях, переходят друг в друга. Приведенные рассуждения позволяют разобраться и в тех неверных выводах, которые делают некоторые физики и философы-идеалисты из статистических закономерностей. Как известно, эти закономерности имеют дело с большими совокупностями явлений. Каждое из этих явлений ведет себя «по-своему» и только из массы взаимодействующих друг с другом отдельных явлений складывается определенная тенденция, имеющая характер необходимости. Возьмем в качестве примера процесс диффузии. Если в сосуд с водой добавить какое-то количество растворенного в воде вещества, то через некоторое время диффузия приведет к равномерному распределению этого вещества в воде. Каждая частица, взятая изолированно от других, под влиянием испытываемых ею толчков молекул воды будет передвигаться хаотично то в одну, то в другую сторону. Предвидеть направление ее движения невозможно. Но движение всей совокупности частиц растворенного вещества подчинено определенной и предсказуемой необходимости, выражаемой процессом диффузии. Анализ этого факта сталкивает нас со странным противоречием: каждая отдельная частица, казалось бы, не подчинена необходимости движения в направлении убывания концентрации, а совокупность частиц подчинена этой необходимости. На этом основании некоторые ученые приходят к заключению, что в явлениях, обобщаемых статистическими законами, господствует случайность, индетерминизм. Действительно, нельзя не признать в рассмотренном факте (а такова природа всех статистических явлений) наличия указанного противоречия, необходимость здесь возникает из «чистых» случайностей. Но удивительным это противоречие кажется только, если метафизически оперировать категориями необходимости и случайности, не видеть их диалектической связи и взаимоперехода. Прежде всего не обоснованы утверждения об индетерминированности и «свободе» действия каждой отдельной частицы, взятой изолированно от других. В рассмотренном примере движение каждой частицы растворенного в воде вещества детерминировано действием на них молекул воды. Столь же неверно утверждение об индетерминизме в движении всей совокупности частиц, хотя его общий результат и находится в противоречии с движением изолированных частиц. Движение всех частиц как целого детерминировано связью, взаимодействием отдельных частиц, и вне этого взаимодействия невозможен был бы и общий результат. В области большей концентрации вещества происходит более интенсивное перемещение частиц, что обусловливает необходимое направление движения всей массы частиц. Следовательно, существует определенная причинная обусловленность процесса диффузии. Но как же возможна и вообще возможна ли необходимость целого процесса на основе случайности и хаотичности в движении отдельных частей, из которых он состоит? Когда мы анализируем природу явлений, подчиненных статистической закономерности, то невозможно рассматривать движение отдельной частицы вне связи и взаимодействия с другими частицами. До тех пор; пока мы рассматриваем частицу изолированно от других, ее поведение кажется чистейшей случайностью. Если же мы рассмотрим ее в связи с другими частицами, с массой частиц, то увидим, что случайное связано с необходимым, что общее движение в конечном счете определяет и движение отдельной частицы в необходимом направлении, но не в прямолинейной, непосредственной форме, а так, что необходимость осуществляется в форме постоянных отклонений отдельной частицы в разные направления и необходимость проявляется как среднее массы явлений. В таком случае каждое отдельное движение нужно рассматривать как единство необходимого и случайного, а движение всей совокупности, целого как необходимость, прокладывающую себе путь через случайности единичного, отдельного. Таким образом, ничего «странного» не будет обнаружено в противоречии между движением массы единичных явлений и движением каждого единичного явления. Это диалектически противоречивый процесс, в котором необходимость и случайность взаимосвязаны, переплетены и невозможны друг без друга. Следовательно, рассматривая статистические процессы, нельзя противопоставлять необходимое и случайное как абсолютные противоположности, допускать, что совокупность единичных явлений подчинена только необходимости, а каждое отдельное явление только случайности. В действительности здесь мы имеем диалектическое взаимодействие и взаимопереходы необходимого и случайного: необходимость осуществляется через случайности, случайности подчиняются необходимости, становятся частью необходимого процесса. В этом взаимодействии и взаимопереходе противоположностей ведущей силой является необходимость, которая всегда пробьет себе дорогу, ибо она есть выражение действия объективных законов развития. Эти законы могут быть до определенного времени неизвестны, но рано или поздно они будут обнаружены. Из сказанного следует, что неправильно определять вероятность — как это делают некоторые физики и философы-идеалисты — как порождение случайности. Если бы это было так, то вероятность утратила бы всякий смысл. Ведь если существует возможность — пусть с приближенной степенью точности — определить вероятность того или иного явления» то это свидетельствует о необходимости как основе вероятности. С другой стороны, вероятность есть выражение связи необходимости со случайностью, так как сама необходимость в рассматриваемых явлениях выступает как результат взаимодействия массы явлений, на каждом из которых неизбежно лежит печать случайности. Здесь мы сталкиваемся с новыми категориями, которые позволяют еще глубже, конкретнее подойти к рассматриваемым вопросам. Мы имеем в виду категории возможности и действительности. Не случайно в последнее время физики стали привлекать эти категории для объяснения сложного поведения микрообъектов. С помощью этих категорий мышление может подойти к явлениям, схватывая их состояние в различных положениях, на разных стадиях. В случае с движением микрообъектов оказывается, что нельзя отождествлять их потенциальное, возможное состояние с тем, как эта возможность реализуется в связи со всей совокупностью условий. Указанные категории позволяют мыслить о явлениях, учитывая это различие и связь возможного и действительного. Эти категории различны, поскольку они непосредственно не совпадают друг с другом, и тождественны, так как одна превращается в другую. Отношения между ними глубоко вскрыл еще Аристотель, у которого имеются замечательные в сущности диалектические мысли по поводу взаимополагания и взаимоотрицания возможности и действительности. Не соглашаясь с положением мегарцев о том, что возможность и действительность одно и то же, Аристотель доказывал, что «[вполне] допустимо, что та или другая вещь способна («способность» здесь есть синоним «возможности».— М. Р.) существовать, а [между тем] не существует, и способна не существовать, а[ между тем] существует» (40). Иначе говоря, различие между этими категориями вытекает из того, что возможное может не превратиться в действительность, но может и стать таковой. Вместе с тем Аристотель подчеркивает связь возможности и действительности, которую он усматривает в том, что сама возможность существует в наличной действительности, ибо ей неоткуда больше взяться; в силу этого он указывает, что «по времени действительность прежде способности» (41). Слово «прежде» следует понимать в том смысле, что должны существовать реальные вещи, которые порождают другие вещи и тем превращают возможное, существующее в вещах, в действительное. Так, чтобы хлеб из возможного стал реальностью, нужны прежде всего такие действительные вещи, как семя; сама возможность того, чтобы человек стал действительностью, существует благодаря другим людям и т. д. По выражению Аристотеля, «то, что его (возможное. — М. Р.) вызывает, уже существует в действительности» (42). В то же время он утверждает, что возможность впереди действительности, поскольку она хотя и существует в реальных вещах, но еще не реализовала себя. Лишь постольку, поскольку вещи находятся в движении, возможность может стать действительностью, а действительность — осуществившейся возможностью. Вне движения и развития нет ни возможности, ни действительности. Поэтому диалектическая природа данных понятий совершенно очевидна. Понятие возможности чрезвычайно многогранно, оно позволяет отражать в мышлении самые различные состояния действительности, стадии ее развития. Возможность может иметь различные степени приближения к действительности или, если угодно, различные степени вероятности превращения в действительность. Возможность может существовать в общей, «абстрактной» форме и в реальной форме. Возможно, например, что одна звезда столкнется с другой. В самом этом явлении нет ничего, что противоречило бы ему, и в этом смысле оно возможно. Но как показывают вычисления, «каждой звезде дана возможность странствовать около триллиона лет, прежде чем она столкнется с другой» (43). По утверждению советского астронома академика Фесенкова, даже при беспорядочном движении в пространстве можно ожидать очень близкого прохождения для каждой данной звезды один раз в 1017 лет. Ясно, что, хотя эта возможность и существует, она имеет чисто абстрактный характер. В. И. Ленин называл чисто абстрактной возможностью образование при капитализме единого мирового треста, который бы поглотил все конкурирующие между собой государственно-обособленные финансовые капиталы. «Абстрактно мыслить подобную фазу, — писал Ленин, — можно» (44). Ее можно мыслить, поскольку она не противоречит себе. Называя такого рода возможности, формальными, абстрактными, нельзя сказать, что они не имеют абсолютно никакой почвы в реальной действительности. Всякая возможность отражает какие-то свойства и условия реальных объектов и процессов, и это относится и к формальным возможностям. Столкновение звезд хотя и мало вероятно, но все же имеет некоторое основание в самой действительности. О возможности единого мирового финансового треста В. И. Ленин писал: «Не подлежит сомнению, что развитие идет в направлении к одному единственному тресту всемирному, поглощающему все без исключения предприятия и все без исключения государства" (45). Категории возможности и действительности ориентируют мышление, процесс исследования на анализ реальных условий. В зависимости от условий возможность: выступает либо как формальная, либо как реальная. Многие формальные, абстрактные возможности не превращаются в действительность, однако некоторые из них вполне могут стать таковой, и мышление это должно учитывать. Гибкость понятия возможности, богатство его оттенков позволяют проследить и выразить развитие, изменение действительности. Формальная возможность может стать реальной, т. е. такой, степень превращения которой в действительность несравнимо больше, чем у первой. То, что в одних условиях есть лишь формальная, то в других условиях становится реальной возможностью. Иначе говоря, оба эти понятия отражают в мышлении процесс изменения действительности. Например, создание искусственных спутников и планет несколько десятилетий назад можно было с полным основанием считать абстрактной возможностью. В наше время это стало не только реальной возможностью, но и действительностью. Гибкость, пластичность понятий возможности и действительности совершенно очевидна. Возможность содержит в себе противоречие — на это указал еще Гегель. Оно состоит в том, что возможность есть одновременно и невозможность, так как она может осуществиться, а может и не осуществиться. В этом смысле понятие возможности тесно связано с понятием случайности. Ведь случайность в противовес необходимости это то, что может быть и может не быть. Взятое в своей существенной основе, понятие возможности отражает закономерные и необходимые тенденции развития объектов. Смысл этой философской категории в том, чтобы при ее помощи обнаружить необходимое, закономерное, существующее еще в зародыше и при известных условиях превращающееся в действительность. Маркс, например, анализируя товар, обнаруживает в нем в возможности те глубокие противоречия капитализма, которые становятся действительностью в развитой форме товарного производства. Маркс показывает, как эта возможность превращается в действительность. Если бы существующая в товаре возможность развитых противоречий капиталистического способа производства не выражала закона, закономерной тенденции, то понятие возможности утратило бы свое познавательное значение. Приведем еще такой пример. Когда в СССР строился социализм, Коммунистическая партия была глубоко убеждена в возможности построения полного коммунизма, сейчас же советское общество практически вступило в период развернутого коммунистического строительства, т. е. в период превращения этой возможности в действительность. XXI съезд КПСС указал конкретные пути перехода от социализма к коммунизму. Предвидение этой возможности, путей и способов превращения ее в действительность основано на том, что это объективно закономерный процесс. Подчеркивая наличие необходимых тенденций развития в понятии возможности, нельзя упускать из виду и другой, противоположной стороны, момента случайности. Если бы мы учитывали только первую сторону возможности, т. е. необходимость, закономерно существующую в виде зародыша, тенденции, то наша мысль была бы не способна отразить всей сложности и противоречивости развития; это привело бы к отождествлению возможного и необходимого. Это недопустимо, во-первых, потому, что возможны и совершенно случайные явления, которые не поддаются предвидению, во-вторых, потому, что возможность как выражение необходимости в процессе своего превращения в действительность обрастает всякого рода случайностями, которые не поддаются точному учету. Иначе говоря, и здесь возможность и действительность не тождественны, а противоположны, и не только потому, что их нельзя подменять, но и потому, что возможность реализуется неоднозначно, она опосредствуется конкретными условиями, в которых осуществляется процесс ее реализации. Отсюда очевидна тесная связь понятия вероятности с категориями возможности и действительности. Вероятность есть мера реализации возможности в определенных условиях. Такое усложнение анализа развития явлений по сравнению с предыдущим свидетельствует об углублении познания. Постановка вопроса о возможности и действительности, их различии в классической механике не возникала, потому что там постулировалась в основном однозначная предопределенность хода событий. Иное положение в квантовой механике. «Можно сказать, — пишет академик В. А. Фок, — что для атомного объекта существует потенциальная возможность проявлять себя в зависимости от внешних условий либо как волна, либо как частица, либо промежуточным образом. Именно в этой потенциальной возможности различных проявлений свойств, присущих атомному объекту, и состоит дуализм волна — частица» (46). Отмеченные различные возможности непосредственно не тождественны действительности, ибо возможность и действительность суть противоположности. Какая из указанных возможностей превратится в действительность, зависит от ряда условий. Волновая функция отражает объективную возможность поведения отдельного микрообъекта, вероятность нахождения, например электрона, в определенном объеме пространства. Действительность же возникает из сложного процесса реализации возможности, из взаимодействия атомного объекта с внешними условиями и взаимодействия между многими атомными объектами. Но как ни различны возможность и действительность, они существуют в противоречивом единстве, ибо действительность есть реализованная сложным, опосредованным путем возможность. Из рассмотрения некоторых логических категорий видно, как мышление при их помощи выражает противоречия движения реального мира. Потому они и являются категориями мышления, без коих мышление, мысль не может достигнуть своей главной цели. Мышление в процессе исследования какого-либо объекта оперирует не отдельными категориями, а всей совокупностью логических категорий, выдвигая в соответствии с конкретным ходом познания на первый план то одни, то другие категории. При рассмотрении вопроса о детерминированности явлений мы стремились показать, что для правильного подхода к данному вопросу с точки зрения современной науки необходимо проанализировать связь ряда категорий, таких, как причина и следствие, необходимость и случайность, возможность и действительность и т. п. Каждая из этих категорий вскрывает какую-то одну сторону сложных противоречий действительности в ее движении, и только рассмотрение всех этих сторон в их синтезе способно воспроизвести в мышлении представление об объекте. Но если в процессе мышления мы односторонне подойдем к анализу сложных противоречий и возьмем одну из этих категорий, скажем, случайность, и затем абсолютизируем ее, как это и делают некоторые ученые, тогда познание даст искаженную картину реального мира. Образцом использования совокупности логических категорий служит анализ Марксом товара как клеточки капиталистического способа производства. В процессе исследования он использует различные категории. С помощью понятий сущности и явления он вскрывает соотношение между внутренней и внешней сторонами в товаре, т. е. между стоимостью и ценой товара. Категории содержания и формы дают возможность обнаружить его субстанцию, то, что товар — это воплощение общественно необходимого труда, а меновая стоимость — его форма. Понятия общего и единичного помогают Марксу объяснить стоимость как то существенно общее что находит свое выражение в массе единичных цен. Категории необходимости и случайности позволяют понять то необходимое в товаре и движении товарных цен, что прокладывает себе дорогу сквозь случайности (колебания цен). В противоречии потребительной стоимости и стоимости товара Маркс при помощи категорий возможности и действительности обнаруживает потенциальную возможность экономических кризисов, которые в известных условиях становятся действительностью, и т. д. и т. д. В результате такого анализа простое явление, клеточка капиталистического производства — товар предстает перед нами во всех связях и опосредствованиях, с массой противоречий, связанных в один узел и раскрытых с разных сторон. Логические категории как формы движения, углубления познания Этот вопрос был уже частично рассмотрен в предыдущем разделе, так как логика выражения объективных противоречий требует перехода в процессе познания от одних категорий к другим, притом последовательность этого перехода не произвольна, а соответствует той роли, которую выполняет каждая категория. Так, например, как ни важны категории причинно-следственной связи для понимания детерминированности явлений, но такие категории, как необходимость и случайность, возможность и действительность, углубляют, конкретизируют наши понятия о связи явлений, вводя в них усложняющие моменты. Глубоко закономерным было развитие познания от абстрактного механического детерминизма XVII—XVIII вв. к современному детерминизму, основанному на понимании диалектического взаимодействия причины и следствия, необходимости и случайности, возможности и действительности и т. д. В отдельном акте познания категории также служат формой движения, развертывания познания, ступеньками углубления в объективные связи и взаимозависимости явлений. Рассмотрим этот вопрос на примере таких важных для познания категорий, как сущность и явление. Это особенно важно потому, что непонимание диалектической взаимосвязи и переходов таких противоположностей, как внутренняя сущность вещей и их внешнее проявление, было одним из важнейших источников идеалистических заблуждений на протяжении всей истории философии. В философии Канта разрыв сущности и явления приобрел поистине трагический характер, и все усилия этого философа были направлены на то, чтобы доказать неспособность человеческого разума проникнуть в мир «вещей в себе». Его «критическая» философия вступила в резкий конфликт с научным познанием, цель которого состоит в обнаружении внутренних существенных связей вещей, в превращении «вещей в себе» в «вещи для нас». Гегель хорошо понял слабость кантовской философии и подверг ее серьезной критике. Главным его оружием против метафизического противопоставления внутреннего и внешнего была диалектика, диалектический тезис о том, что сущность существует, лишь переходя во внешнее, проявляясь вовне, а внешнее выражает внутреннее, существенное, вне которого оно немыслимо. Но Гегель сам вел в этом вопросе борьбу против Канта с шатких, идеалистических позиций. Развивая правильную мысль о диалектической связи сущности и явления, внутреннего и внешнего, Гегель саму сущность вещей трактовал, с позиции абсолютного идеализма, т. е. как понятие, существующее до природы и помимо нее. В результате метафизический разрыв между сущностью вещей и явлением, имевший место у Канта, у Гегеля не только не исчез, но в определенном смысле еще больше усилился: вся материальная природа была провозглашена «внешним», «несущественным», «инобытием», «явлением» абсолютного духа. И хотя Гегель на словах объединил сущность и явление, утвердил их единство, действительной диалектической взаимосвязи и взаимоперехода их в силу указанного обстоятельства он не видел. Под кантовской «вещью в себе» еще можно было понимать сущность реальных вещей, которые якобы непознаваемы. Гегелевская сущность вещей идеальна, она витает над миром реальных вещей как бог, сотворивший их и давший им жизнь. Таким образом, действительное соотношение сущности и явления в логике движения познания не было решено Гегелем. Задача состояла в том, чтобы показать, что явления самого материального мира имеют внутреннюю, существенную сторону и внешнюю, поверхностную. Эти стороны явлений противоположны, поскольку, во-первых, сущность вещей и их внешнее проявление различны, непосредственно не совпадают друг с другом, а часто даже находятся в состоянии резкого противоречия между собой и, во-вторых, потому, что сущность скрыта от непосредственного взора, в то время как явление лежит на поверхности и доступно созерцанию. Но, будучи противоположностями, сущность и явление находятся в единстве. Вещь есть единство сущности и явления, внутреннего и внешнего, и только в целях анализа, познания вещи их можно разделять. Поскольку между этими категориями существуют сложные диалектические связи, их необходимо исследовать как «категории-переходы», как одновременно взаимополагающие и взаимоотрицающие друг друга. В современной идеалистической гносеологии и логике идет борьба различных тенденций и направлений по вопросу о соотношений категорий сущности и явления. Современный, как и старый, позитивизм основан на метафизическом противопоставлении опытного, «эмпирического» мира вещей внутренней их сущности, познаваемой с помощью законов науки. В работах выдающихся естествоиспытателей можно встретить мысль о том, что природа подобна часам, на которых мы видим движение стрелок на циферблате, но скрытый механизм которых навсегда остается для нас недоступным. Весь смысл конвенционализма, операционализма, инструментализма и прочих модных «измов» состоит в отрицании тезиса, что познание способно воспроизвести объективную сущность вещей (47). С другой стороны, современный неотомизм «признает» сущность вещей, но видит ее в боге; в его аргументах нет ничего нового по сравнению со старыми идеалистическими представлениями. Вопрос о сущности и явлении не сводится только к тому, познаваемы ли вещи или непознаваемы. Можно отвечать утвердительно на вопрос о способности мышления проникнуть в сущность явлений и тем не менее неправильно представлять логику связи этих категорий, взаимоотношения их в процессе познания. Самое важное в диалектике категорий сущности явления — это разрешение, преодоление противоречия между ними в процессе познания. Смысл познания состоит в том, чтобы понять это живое противоречие самой действительности путем сведения явления к сущности и применения познанной сущности к живому многообразию явлений. Соответственно этой задаче логика движения мысли схематично распадается на два этапа: 1) движение: мысли от явления к сущности и 2) движение ее от сущности к явлению. Сложность и трудность движения мышления состоит здесь в том, что на первом этапе мышление должно обнаружить в многообразии явлений их противоположность — сущность, а на втором — применить открытую сущность путем перехода ее в противоположные ей внешние явления. Хотя оба эти этапа представляют собой единый процесс, они имеют относительно самостоятельное значение, и на каждом из них познание сталкивается со специфическими противоречиями. На первом этапе движения познания в противоречии находится то, что быстро меняется, не так устойчиво, с тем, что относительно устойчиво, «инвариантно», не так |
