Скачать 4.1 Mb.
|
* * * До самой Октябрьской никто больше не промолвил ни слова, только слышно было, как перешептываются и пыхтят, запинаясь кирзой о шпалы, приставленные к ним караульные. Саша злилась даже не на музыканта – на саму себя. Он… А что он? Вел себя так, как и должен был вести. В конце концов ей стало даже неловко перед Леонидом – не слишком ли она была резка с ним? И вот на Октябрьской ветер переменился. Совершенно естественно. Просто, увидев эту станцию, Саша позабыла обо всем на свете. За последние дни ей пришлось побывать в местах, в существование которых она раньше даже не поверила бы. Но Октябрьская затмевала своим убранством любую из них. Гранитные полы были устланы коврами – изрядно оплешивевшими, но все еще хранящими изначальные узоры. Светильники, отлитые в форме факелов, начищенные до блеска, заливали зал ровным молочным свечением. За расставленными тут и там столами сидели люди с лоснящимися лицами, занятые тем, что лениво перебрасывались между собой словами и бумагами. – Здесь так… богато, – смущенно сказала Саша, чуть не свернув себе шею. – Мне кольцевые станции напоминают куски свиного шашлыка, нанизанные на шампур, – шепнул ей Леонид. – Так и сочатся жиром… Кстати! Может, перекусим? – Времени нет. – Она замотала головой, надеясь, что он не услышит приветственное урчание в ее животе. – Да брось. – Музыкант потянул ее за руку. – Тут есть одно местечко… Все, что ты ела раньше, не идет ни в какое сравнение… Ребята, пообедать не против? – подключил он стражников. – Ты не волнуйся, через пару часов будем на месте. Про свиной шашлык я не случайно заговорил. Здесь такое делают… Он чуть ли не в стихах повел рассказ о мясе, и Саша дрогнула, сдалась. Если до цели всего два часа, получасовой обед ничего не изменит… В запасе еще почти целые сутки, а кто знает, когда удастся перекусить в следующий раз? И шашлык оказался достоен стихов. Но им дело не кончилось: Леонид попросил бутыль браги. Саша не удержалась, проглотила рюмку из любопытства, остальное музыкант распил с охранниками. Потом она опомнилась, вскочила на размякшие ноги и строго приказала вставать Леониду. Тем строже, что, пока обедали, разморенная жаркой брагой, она замешкалась и чуть запоздала стряхнуть со своей коленки его пальцы. Легкие, чуткие. Нахальные. Тот сразу поднял руки – «Сдаюсь!» – но кожа запомнила его прикосновение. Зачем прогнала так быстро, спросила себя Саша, путаясь, и сама себя наказала щипком. Надо было теперь стереть эту кисло сладкую обеденную сцену из памяти, заболтать ее чем нибудь бессмысленным, припорошить сверху словами. – Здесь странные люди, – сказала она Леониду. – Чем? – Он махом осушил стакан и наконец вылез из за стола. – У них в глазах чего то не хватает… – Голода, – определил музыкант. – Нет, не только… Им как будто больше ничего не надо. – Это потому что им больше ничего не надо, – хмыкнул Леонид. – Они сыты. Ганза царица кормит. А что глаза? Нормальные осоловелые глаза… – Когда мы с отцом жили, – Саша посерьезнела, – нам столько на три дня хватило бы, сколько мы сегодня недоели… Может, надо было забрать, отдать кому нибудь? – Ничего, собакам скормят, – ответил музыкант. – Нищих тут не держат. – Но ведь можно было бы отдать на соседние станции! Где голод… – Ганза благотворительностью не занимается, – встрял в разговор один из караульных, тот, которого назвали Костылем. – Пусть сами крутятся. Еще не хватало бездельников на себе тянуть! – А ты сам коренной, с Кольца? – поинтересовался Леонид. – Всегда тут жил! Сколько себя помню! – Тогда ты, наверное, не поверишь, но те, кто родился не на Кольцевой, тоже иногда должны жрать, – сообщил ему музыкант. – Пусть жрут друг друга! Или, может быть, лучше у нас все отнять и поделить, как красные говорят?! – напирал солдат. – Ну, если все будет продолжаться в том же духе… – начал Леонид. – То что? Ты помолчи ка, шпендель, потому что ты уже тут наговорил на депортацию! – На депортацию я наговорил еще раньше, – флегматично отозвался музыкант. – Мы сейчас этим и занимаемся. – А могу тебя и сдать куда надо! Как красного шпиона! – загорячился караульный. – А я тебя за пьянку на дежурстве… – Ах ты… Да ты же сам нам… Да ты… – Нет! Простите нас… Он ничего такого не хотел сказать, – вмешалась Саша, вцепилась музыканту в рукав, оттащила его от тяжело задышавшего Костыля. Она чуть не силой выволокла Леонида к путям, посмотрела на станционные часы и ахнула. За обедом и спорами на станции прошло почти два часа. Хантер, с которым она взялась соревноваться в скорости, наверняка не остановился ни на секунду… Музыкант за ее спиной пьяно засмеялся. Весь путь до Парка Культуры караульные не переставали недобро шипеть. Леонид то и дело порывался ответить им, и Саше приходилось то осаживать музыканта, то смирять его уговорами. Хмель никак не выветривался из его головы, добавляя ему и храбрости, и наглости; девушка еле изворачивалась, чтобы оставаться вне досягаемости его разгулявшихся рук. – Я тебе совсем не нравлюсь? – обижался он. – Не твой тип, да? Ты же не таких любишь, тебе мышцы подавай… Шраааамы… Что же ты пошла со мной? – Потому что ты мне пообещал! – Она оттолкнула Леонида от себя. – Я не за тем… – Я не та ка я! – Он грустно вздохнул. – Вечная тема. Знал бы я, что ты такая недотрога… – Как ты можешь?! Там же люди… Живые… Они все умрут, если мы не успеем! – А что я сделаю? Я еле ноги передвигаю. Знаешь, какие они тяжелые? На вот, попробуй… А люди… Все равно умрут. Завтра или через десять лет. И я, и ты. И что? – Так ты врал? Ты врал! Гомер говорил мне… Предупреждал… Куда мы идем? – Нет, не врал! Хочешь, поклянусь, что не врал? Сама увидишь! Еще извиняться будешь! И пусть тебе потом будет стыдно, и ты мне скажешь: Леонид! Мне так со вест но… – Он наморщил нос. – Куда мы идем?! – Идем дорогой тру у удной… Мы в Город Изумру у удный. Что то там трам пам пам… Дорогой непростой, – дирижируя указательным пальцем, запел музыкант; потом выронил из рук футляр с флейтой, выругался, нагнулся подобрать и чуть сам не свалился. – Вы, пьянь! До Киевской сами дойдете вообще? – окликнул их один из стражников. – Вашими молитвами! – поклонился ему музыкант. – И Элли возвратится… – продолжил он песню, – и Элли возвратится… С Тотошкою… Гав! Гав! Домой… *** Гомер никогда не верил в легенду Полянки, и вот она решила его проучить. Некоторые называли ее Станцией судьбы и чтили как оракула. Некоторые верили, что паломничество сюда в переломный момент жизни может приоткрыть завесу над будущим, намекнуть и дать ключ, предсказать и предопределить остаток пути. Некоторые… Но все здравомыслящие люди знали, что на станции случаются выбросы ядовитых земляных газов, воспаляющих воображение и вызывающих галлюцинации. К дьяволу скептиков! Что же могло означать его видение? Старику казалось, что он в шаге от разгадки, но потом мысли сбивались, путались. И перед глазами снова вставал Хантер, рубящий воздух черным лезвием. Дорого бы Гомер отдал, чтобы узнать, что предстало бригадиру, с кем он боролся, что за поединок окончился его поражением, если не гибелью… – О чем думаешь? От неожиданности старику спазмом скрутило внутренности. Ни разу прежде Хантер не заговаривал с ним без веской причины. Лай приказов, недовольное рычание скупых ответов… Как ждать разговора по душам с тем, у кого нет души? – Так… Ни о чем, – запнулся Гомер. – Думаешь. Я слышу, – ровно произнес Хантер. – Обо мне. Боишься? – Сейчас нет, – соврал старик. – Не бойся. Тебя не трону. Ты мне… напоминаешь. – Кого? – осторожно спросил Гомер после полуминутного молчания. – Что то обо мне. Я забыл, что во мне такое есть, а ты мне напоминаешь. – Вытаскивая из себя и выкладывая одно за другим тяжелые слова, тот смотрел вперед, в черноту. – Так ты для этого меня с собой взял? – Гомер был одновременно и разочарован, и озадачен; он то ожидал чего то… – Для меня важно держать это в голове. Очень важно, – отозвался бригадир. – И для остальных тоже важно, чтобы я… Иначе может быть… Как уже было. – У тебя что то с памятью? – Старик словно крался по минному полю. – С тобой что то случилось? – Я все отлично помню! – резко ответил тот. – Только себя самого вот забываю. И боюсь совсем забыть. Будешь мне напоминать, хорошо? – Хорошо. – Гомер кивнул ему, хоть Хантер его сейчас и не видел. – Раньше во всем был смысл, – трудно выговаривал бригадир. – Во всем, что я делал. Защищал метро, людей. Людей. Была четкая задача – устранять любую угрозу. Уничтожать. В этом был смысл, был! – Но и сейчас… – Сейчас? Я не знаю, что сейчас. Я хочу, чтобы снова все было так же ясно. Я же не просто так, я не бандит. Не убийца! Это ради людей. Я пробовал без людей жить, чтобы их уберечь… Но страшно стало. Очень быстро забывал себя… Нужно было к людям. Защищать их, помогать… Помнить. И вот Севастопольская… Там меня приняли. Там моя конура. Станцию надо спасти, надо помочь им. Какую цену ни пришлось бы заплатить. Мне кажется, если я это сделаю… Когда устраню угрозу… Это большое дело, настоящее. Может быть, тогда вспомню. Должен. Мне поэтому надо скорее, а то… Оно теперь все быстрее и быстрее катится. За сутки мне обязательно надо успеть. Все успеть – и в Полис, отряд собрать, и обратно… А пока ты напоминай мне, ладно? Гомер скованно кивнул. Ему было страшно просто представить себе, что начнет твориться, когда бригадир окончательно позабудет себя. Кто останется в его теле, когда прежний Хантер уснет навек? Не тот ли… Не то ли, чему он проиграл сегодня иллюзорный бой? Полянка осталась далеко позади: Хантер рвался к Полису, как спущенный с цепи, учуявший добычу волкодав. Или как спасающийся от преследователей волк? В конце туннеля показался свет. * * * Кое как выплыли на Парке Культуры. Леонид пробовал еще помириться с охраной, зазывал всех в «один прекрасный ресторан», но теперь стражники были настороже. Даже в отхожее место ему удалось отпроситься с великим трудом. Один из сопровождающих взялся их караулить, другой, пошептавшись с ним, скрылся. – Деньги еще остались? – в лоб спросил у музыканта тот, что дежурил под дверью. – Чуть чуть. – Тот выложил на растопыренной ладони пяток патронов. – Давай сюда. Костыль вас заложить решил. Считает, что ты провокатор красных. Если он угадал – здесь переход на вашу линию, ну ты должен знать. Если нет, можешь тут подождать, пока за тобой контрразведка придет, а с ними уж сам добазаривайся. – Разоблачили, да? – Леонид пытался сдержать икоту. – Ладно! Пускай… Мы еще вернемся! Благодарю за службу! – Он вскинул руку в незнакомом приветствии. – Слушай… Ну его, этот переход! До туннеля доведи лучше, а? Схватив Сашу, музыкант с удивительным проворством, хоть и спотыкаясь, заковылял первым. – Добрый какой! – бурчал он себе под нос. – Здесь переход на вашу линию… Сам не хочешь подняться? Сорок метров глубины. Будто не знает, что там все закупорено давно… – Куда мы? – Саша уже ничего не понимала. – Как куда… На Красную линию! Ты же слышала – провокатор, поймали, разоблачили… – бормотал Леонид. – Ты красный?! – Де во чка моя! Не спрашивай меня сейчас ни о чем! Я или думать могу, или бежать. Бежать нам нужнее… Сейчас наш друг тревогу поднимет… Еще и пристрелит при задержании… Денег ведь нам мало, нам нужно еще медаль… Они нырнули в туннель, оставив караульного снаружи. Прижимаясь к стене, побежали вперед, к Киевской. До станции добраться все равно не успеют, поняла Саша. Если музыкант прав, и второй охранник сейчас сам указывает, куда ушли беглецы… И вдруг Леонид свернул налево, в светлый боковой туннель – так уверенно, словно шел к себе домой. Еще несколько минут – и вдалеке показались флаги, решетки, наваленные из мешков пулеметные гнезда, послышался лай собак. Пограничная застава? Предупредили ли их уже о побеге? Как он собирается вырваться отсюда? И чья земля начинается по другую сторону баррикад? – Я от Альберта Михайловича. – Музыкант ткнул подбежавшему постовому в нос странного вида документ. – Мне бы на тот берег. – По обычному тарифу, – заглянув в корочку, определил тот. – Где на барышню бумаги? – Давайте по двойному. – Леонид вывернул карманы, выпотрашивая последние патроны. – А барышню вы не видели, ладно? – Давайте ка без «давайте», – посуровел пограничник. – Вы что, на базаре? Здесь правовое государство! – Что вы! – деланно испугался музыкант. – Я просто решил, раз рыночная экономика, можно поторговаться… Не знал, что есть разница… Через пять минут и Сашу, и Леонида, растрепанного и помятого, со ссаженной скулой и кровоточащим носом, швырнули в крохотную комнатку с кафельными стенами. Лязгнула железная дверь. Наступила тьма. ^ В КЛЕТКЕ ![]() В кромешной темноте оставшиеся человеку чувства обостряются. Запахи становятся ярче, звуки громче и объемнее. В карцере было слышно только, как кто то скребется в пол, и нестерпимо воняло прелой мочой. Но музыкант из за выпитого, кажется, не слышал даже боли. Недолгое время он еще что то бубнил себе под нос, потом перестал отзываться и засопел. Его не тревожило, что теперь их точно настигнет погоня. Не беспокоило, что станет с Сашей, без бумаг и оправданий пытавшейся пересечь границу Ганзы. И уж конечно, его оставляла совершенно равнодушным судьба Тульской. – Ненавижу, – тихо сказала Саша. Ему и это было все равно. Вскоре во мраке, которым была затянута камера, обнаружилась дырка – стеклянный глазок в двери. Все прочее оставалось невидимым, но и этой прорехи Саше хватило: осторожно ощупывая черноту вокруг себя, она подползла к двери и обрушила на нее свои легкие кулаки. Та отозвалась, загремела, но, как только Саша оставила ее в покое, тишина вернулась. Охрана не хотела слышать ни грохота, ни Сашиных криков. Время вязко текло вперед. Сколько их продержат в плену? А может, Леонид нарочно привел ее сюда? Хотел отделить ее от старика, от Хантера? Вырвать из связки, заманить в ловушку? И все это только для того, чтобы… Саша заплакала, уткнувшись в рукав: он впитывал и влагу, и звуки. – Ты когда нибудь видела звезды? – послышался голос, все еще нетрезвый. Она не отвечала. – Я тоже только на фотографиях, – сказал ей музыкант. – Солнце то еле пробивается сквозь пыль и облака, а им на это не хватает сил. А сейчас проснулся вот от твоего плача и подумал, что вдруг увидел настоящую звезду. – Это смотровой глазок. – Она проглотила слезы, прежде чем ответить. – Знаю. Но вот что интересно… – Леонид кашлянул. – Кто же тогда на нас раньше смотрел с неба целой тысячей глаз? И почему отвернулся? – Никого там никогда не было. – Саша тряхнула головой. – А мне вот всегда хотелось верить, что кто то за нами приглядывает, – раздумчиво произнес музыкант. – Даже в этой камере до нас никому нет дела! – Ее глаза снова набухли. – Ты это подстроил, да? Чтобы мы не успели? – Она снова забарабанила в дверь. – Если ты считаешь, что там никого нет, зачем стучать? – спросил Леонид. – Тебе плевать, если все больные погибнут! – Вот такое от меня впечатление, да? Обидно, – вздохнул он. – Но ты тоже, по моему, не к больным рвешься. Боишься, что если твой возлюбленный отправится их резать, сам заразится, а лекарства то нет… – Неправда! – Саша еле держалась, чтобы не ударить его. – Правда, правда… – Леонид пискляво ее передразнил. – И что в нем такого? Саше не хотелось ничего ему объяснять, вообще с ним говорить не хотелось. Но она не смогла удержаться. – Я ему нужна! Действительно нужна, без меня он пропадет. А тебе нет. Тебе просто играть не с кем! – Ну, положим, ты ему нужна. Не то, чтобы сильно, но не отказываться же… А тебе то он зачем, этот санитар леса? Злодеи привлекают? Или хочешь спасти пропащую душу? Саша умолкла. Ее задело то, с какой легкостью музыкант читает ее чувства. Может, в них не было ничего особенного? Или это потому, что она не могла их скрыть? То тонкое, неосязаемое, что у нее не получалось и облечь в слова, из его уст звучало обыденно и даже пошловато. – Ненавижу, – наконец выговорила она. – Это ничего, я себя тоже не особо, – усмехнулся Леонид. Саша села на пол. У нее снова потекли слезы – сначала от злости, потом от бессилия. Пока от нее что то зависело, она не собиралась сдаваться. Но сейчас, в глухом карцере и с глухим спутником, у нее не оставалось шансов быть услышанной. Кричать не имело смысла. Стучаться не имело смысла. Уговаривать было некого. Ничто не имело смысла. А потом на миг перед ней вдруг встала картина: высокие дома, зеленое небо, летучие облака, смеющиеся люди. И горячие капли на ее щеках показались ей каплями того самого летнего дождя, о котором ей рассказывал старик. Еще секунда – и наваждение исчезло, оставив после себя только легкое, волшебное настроение. – Хочу чуда, – упрямо, с закушенной губой, сама себе сказала Саша. И тут же в коридоре громко щелкнул тумблер, а камеру затопило нестерпимо ярким светом. |
![]() | Мир стоял на пороге гибели, но тогда ее удалось отсрочить. Дорога, по которой идет человечество, вьется, как спираль, и однажды оно... | ![]() | Его станции превратились в города-государства, а в туннелях царит тьма и обитает ужас. Артему, жителю вднх, предстоит пройти через... |
![]() | ![]() | Мир стоял на пороге гибели, но тогда ее удалось отсрочить. Дорога, по которой идет человечество, вьется, как спираль, и однажды оно... | |
![]() | Вселенную "Метро 2033", серию книг по мотивам знаменитой саги. Приключения героев на Земле, почти уничтоженной ядерной войной, выходят... | ![]() | А тем временем именно в этом кабинете он сделал важнейшее открытие: предположил новое место разлома земной коры. Если он прав, всего... |
![]() | Шевченковский район: Юрлица – ул. Боговутовская, 26, метро «Лукьяновская» Физлица – ул. Политехническая, 5, метро кпи, возле скоростного... | ![]() | Борисполь" - автобус "Полет" до станции метро "Вокзальная"; метро до станции "Политехнический институт", дальше маршрутными такси... |
![]() | Ялта намерена построить до 2025 года легкое метро, которое соединит город с Симферополем, сообщил главный архитектор генерального... | ![]() |