Указатель имен
Скачать 9.79 Mb.
|
| он имеет позади себя большое будущее. Эта острота имеет в виду более молодого мужчину, по своему происхождению, воспитанию и личным качествам, казалось, призванного когда-нибудь руководить большой партией и, возглавив ее, войти в правительство. Но времена изменились, партия оказалась неспособной стать правящей, и тогда можно стало предсказать, что и человека, предназначавшегося в ее лидеры, ничего не ждет. Кратчайшая редуцированная редакция, способная заме- нить эту остроту, гласила бы: человек имел перед собой большое будущее, которого теперь, увы, не стало. Вместо «имел» и придаточного предложения в главном предложении произошло незначительное изменение: «впереди» заменяется своей противоположностью «позади»^. Почти таким же видоизменением воспользовался господин N в случае с одним дворянином, ставшим министром земледелия без всяких на то прав, кроме того, что сам занимался сельским хозяйством. Общественное мнение получило удобный случай обрести в нем самого бездарного из всех, кому доверялась эта должность. Когда же он ушел в отставку и вернулся к своим сельскохозяйственным занятиям, господин N сказал о нем: «Он, как Цинциннат, вернулся на свое место перед плугом». Римлянин, которого тоже прямо от хлебопашества избрали на высокую должность, опять занял свое место позади плуга. Перед плугом шел — и тогда, и сейчас — вол. Удачным сгущением с незначительным видоизменением является также высказывание Карла Крауса об одном так называемом «бульварном» журналисте: он ехал в одну из Балканских стран на Восточном эксцессе. Несомненно, в этом слове совмещаются два другие — «Восточный экспресс» и «эксцесс»**. Вследствие их связи элемент «эксцесс» используется только как видоизменение требуемого глаголом слова «Восточный экспресс». Эта острота, поскольку она имитирует опечатку, представляет для нас и дополнительный интерес. Мы легко могли бы еще умножить количество примеров, но, полагаю, не нужно новых случаев, чтобы точно понять характер техники в этой второй группе: сгущение с видоизменением. Если теперь сравнить вторую группу с первой, техника которой состояла в сгущении с образованием составного слова, то скоро убедимся, что различия несущественны, а переход от одной Одно из осложнений техники этого примера состоит в том, что видоизменение, посредством которого заменяется пропущенное поношение, следует считать намеком на него, так как оно приводит к нему только путем умозаключения. О других факторах, усложняющих в данном случае технику, смотри ниже. ^В состоянии зарождения (лат.). — Примеч. пер. 3 На технику этой остроты воздействует еще один фактор, который я приберегу для дальнейшего анализа. Он касается содержательного характера видоизменения (изображение через противоположность, через абсурд). Технике остроумия ничто не препятствует пользоваться одновременно несколькими приемами, которые мы в состоянии изучать только поэтапно. **В тексте Erpressung — вымогательство, шантаж; Expresszug — экспресс. — ^ 28 Остроумие... к другой плавен. Образование составного слова, как и видоизменение, объемлются понятием «замещающее образование», и, если угодно, мы можем описать образование составного слова как видоизменение основного слова с помощью второго элемента. Однако здесь мы вправе сделать первую остановку и спросить себя, с каким известным из литературы фактором полностью или частично совпадает наш первый результат. Очевидно, с фактором краткости, который Жан-Поль называет душою остроумия (см. выше, с. 22). Краткость же остроумна не сама по себе, в противном случае любой лаконизм был бы остротой. Краткость остроты должна быть особого рода. Мы припоминаем, что Липпс пытался подробно описать своеобразие краткости остроумия (см. выше, с. 22). Здесь же наше исследование установило и доказало, что краткость остроты — зачастую результат особого процесса, который в буквальном тексте остроты оставил второй след: замещающее образование. Однако при применении метода редукции, который устраняет действие специфического процесса сгущения, мы также обнаружили, что острота зависит только от словесного выражения, создаваемого путем сгущения. Естественно, теперь все наше внимание обратится к этому странному и до сих пор почти не оцененному процессу. Да и мы еще не вполне способны понять, как благодаря ему может возникнуть все ценное в остроумии: удовольствие, доставляемое остротой. Были ли процессы, подобные описанным здесь в качестве техники остроумия, уже известны в какой-либо другой области душевной жизни? Во всяком случае, в единственной и, казалось бы, весьма отдаленной. В 1900 г. я опубликовал книгу, которая, как гласит ее заголовок («Толкование сновидений»), предпринимает попытку объяснить загадочность сновидения и представить его как производное от нормальной психической деятельности. Так я нашел основание противопоставить явное, зачастую странное, содержание сновидения — скрытым, но совершенно корректным идеям сновидения, его порождающим, и остановился на исследовании процессов, создающих из скрытых идей само сновидение, а также на психических силах, участвующих в этом преобразовании. Совокупность преобразующих процессов я назвал деятельностью сновидения, и часть этой деятельности — процесс сгущения, который обнаруживает очень значительное сходство с процессом остроумия, подобно последнему, ведет к укорочению и создает замещающие образования сходного характера. По воспоминаниям о своих снах каждому известны составные образы людей, а также объектов, появляющихся в сновидениях; более того, сновидение образует и составные слова, позднее разлагаемые с помощью психоанализа (напр., Автодидаскер = Автодидакт + Ласкер). В других, и даже более многочисленных, случаях сгущающее действие сна создает не составные образы, а картины, совершенно сходные с объектом или человеком, за исключением некоторых аксессуаров или изменений, возникающих из другого источника, то есть из видоизменений, в точности-сходных с видоизменениями в остротах господина N. Можно не сомневаться, что и в том и в другом случае перед нами один и, тот же психический процесс, который мы узнаем по идентичным результатам. Несомненно, далеко идущая аналогия техники остроумия с деятельностью сновидения повысит наш интерес к первой и пробудит надежду извлечь из сравнения остроты и сновидения кое-что новое для объяснения остроумия. Но мы воздержимся приступать к этой работе, понимая, что исследовали технику лишь на очень небольшом количестве острот и, стало быть, не можем знать, достоверна ли аналогия, которой мы хотим руководствоваться, хотя и осторожно. Итак, уклонимся от сравнения со сновидением и вернемся к технике остроумия, завязав в этом месте нашего исследования как бы узелок на память, к которому в дальнейшем мы, возможно, вновь вернемся. Первое, что мы намерены узнать, это — доказуемо ли наличие сгущения с образованием замены во всех остротах, что позволило бы считать его всеобщей особенностью техники остроумия? Тут вспоминаю об одной остроте, в силу особых обстоятельств сохранившейся в моей памяти. Один из великих учителей Фрейд 3. Толкование сновидении. М., 1913. С. 249. 29 3. Фрейд моей молодости, которого мы считали неспособным оценить остроумие, поскольку никогда не слышали от него собственных острот, как-то пришел в институт смеющимся и охотнее, чем обычно, объяснил причину своего веселого настроения: «Я тут вычитал превосходную остроту. В один парижский салон был введен молодой человек, который, как говорили, был родственником великого Ж.-Ж. Руссо и носил ту же фамилию. Вдобавок он тоже был рыжим. Но он вел себя так нескладно, что хозяйка дома критически заметила господину, приведшему его: «Voux mavez fait connaltre un jeune homme roux et sot, mais non pas un Rousseau»1*. И он вновь засмеялся. По классификации наших авторов, это — острота по созвучию, и притом низкого пошиба, обыгрывающая имя собственное, подобно остроте в капуцинской проповеди из «Лагеря Валлешптейна», которая, как известно, подражает манере Абрахама а Санта Клара: Lasst sich nennen den Wallenstein, ja freilich ist er ms.pllen ein Stein des Anstosses und Argernisses**. Но какова техника этой остроты? Тут-то и оказывается, что особенность, которую мы вроде бы надеялись представить как Всеобщую, отсутствует уже в первом новом примере. Здесь нет пропуска и вряд ли есть укорочение. Дама высказывает в самой остроте почти все, что мы в состоянии обнаружить в ее мыслях: «Вы возбудили мое любопытство родственником Ж.-Ж. Руссо, хотелось верить, его духовным родственником, а он оказался рыжим, глупым юнцом, roux et sot». Правда, тут я получаю возможность сделать дополнение, вставку, но такая попытка редукции не упраздняет остроту. Она сохраняется, поскольку прочно связана с созвучием •»Вы меня познакомили с молодым человеком, рыжим и глупым (roux et sot), но это не Руссо (Rousseau)». Сохранить игру слов можно, изменив цвет волос: «Русый, но не Руссо». — ^ 2»»У^ Валленштейном ведь зваться привык: я, дескать, камень — какой вам опоры? И именно — камень соблазна и ссоры!» (Шиллер Ф. Лагерь Валленштейна / Шиллер Ф. Соч. Т. II. М., 1913). — ^ То, что эта острота все же заслуживает из-за другого фактора более высокой оценки, будет показано только в дальнейшем. Rousseau == roux et sot. Тем самым доказывается, что сгущение с образованием замены не участвует в построении этой остроты. Но что же участвует? Новые попытки редукции могут засвидетельствовать, что острота остается устойчивой до тех пор, пока фамилия Руссо не заменяется какой-то другой. Я подставляю вместо нее, например, фамилию Расин, и тут же критическое замечание дамы, как и ранее, сохраняясь в целости, лишается малейшего оттенка остроумия. Теперь я знаю, где нужно искать технику этой остроты, однако все еще колеблюсь в определении этой находки; опробую следующее: техника остроты состоит в двояком употреблении одного и того же слова (фамилии), первый раз в целом, а затем — разделенным на слоги, как в шараде. Могу привести несколько дополнительных примеров, идентичных с данной остротой по технике. Рассказывают, что одна итальянка отплатила Наполеону I за бестактное замечание остротой, основанной на такой же технике двоякого употребления. На придворном балу тот сказал ей, указывая на ее земляков: «Tutti gli Italian! danzano si male», а она метко возразила: «Non tutti, ma buona parte»3* (Брилл, там же). (По Т. Вишеру и К. Фишеру.) Когда однажды в Берлине была поставлена «Антигона», критика сочла, что в постановке отсутствуют характерные черты античности. Берлинское остроумие придало этой критике следующую форму: «Антично? Ан-ти-гонтно»4*. В медицинских кругах бытует аналогичная острота, основанная на разделении слова. Когда спрашивают своего юного пациента, занимался ли он когда-нибудь онанизмом, то, конечно, не услышат иного ответа, чем: О, ни-ни*. Во всех трех примерах, достаточных^ пожалуй, для данного вида острот, одна и та же техника остроумия. Слово в них используется дважды, один раз — целиком, второй раз — разделенное на слоги; при •»Все итальянцы танцуют-таки плохо». — «Не все, но добрая часть». Смысл каламбура в игре слов «buona parte» (добрая часть) и Бонапарт. — Примеч. пер. ^»Antik? О nee= Antigone». — «Антично? О нет». — ^ **0nanie=0, на, ние. — Примеч. пер. 30 Остроумие... таком разделении его слоги приобретают совершенно ввой смысл». Неоднократное использование одного и того же слова один раз — в целом, а затем — по слогам, на которые его можно разложить, — это первый встретившийся нам случай техники, отличный от сгущения. Однако после недолгого размышления мы на основании множества ставших нам известными примеров должны догадаться, что новая техника вряд ли может ограничиться этим приемом. Очевидно, существует пока еще совершенно нерассмотренное число вариантов неоднократного использования в одном предложении одних и тех же слов или набора слов. Следует ли нам все эти варианты выдавать за технические приемы остроумия? По видимости, да; последующие примеры острот докажут это. На первый раз можно взять одинаковый набор слов и только чуть-чуть изменить их порядок. Чем меньше изменение, тем раньше возникает впечатление, что различный смысл выражается одними и теми же словами, и тем лучше острота в техническом отношении. Д. Шпитцер («Wiener Spaziergange». Bd. 2. S. 42): «Супружеская пара X живет на Достоинство этих острот основано на том, что одновременно используется еще одно техническое средство гораздо более высокого порядка (см. ниже). Впрочем, в этом месте я могу обратить внимание на отношение остроты к загадке. Философ Фр. Брентано* придумал вид загадок, требующих отгадки нескольких слогов, которые, объединяясь в слово или слагаясь как-либо иначе, дают в итоге новый смысл, напр.: ...liess mica das Platanenblatt ahnen. (Непереводимая игра слов: дозволь мне латать лист платана. — Примеч. пер.) Или: Wie du dem Inder hast verschrieben, in der Hasst verschieben? (Что ты думаешь об индейце, думаешь ли ты о нем с ненавистью? — В переводе Я. М. Когава приводится русский аналог: Кузнеп, таз куя, сказал, тоскуя: «Лучше таз ковать, тем тосковать». — Примеч. пер.) Требующие отгадки слоги заменяются в контексте предложения повторяющейся с той же частотой частицей dal. Одни коллега философа в отместку прибег к остроте; услышав о помолвке Брентано, человека в зрелом возрасте, он спросил: Daldaldal daldaldal? (отгадка: — Brentano, brennt-a-no? — Брентано, не сгорит ли он?) В чем же заключается разница между этими загадками и предложенными остротами? В том, что в первых техника задана как условие и нужно отгадать их точный текст, тогда как в остротах сообщается точный текст, а техника скрыта. очень широкую ногу. По мнению одних — муж, видимо, много заработал и при этом немного отложил, по мнению других — жена, видимо, немного «прилегла» и при этом много заработала»2*. Прямо-таки дьявольски великолепная острота! И вместе с тем какими малыми средствами она создана! Много заработал — немного отложил, немного прилегла — много заработала; собственно, перед нами не что иное, как перестановка двух фраз, благодаря чему высказанное о муже отличается от намека о жене. Впрочем, и здесь это опять-таки не исчерпывает всю технику этой остроты. Широкие перспективы открываются перед техникой остроумия, когда «неоднократное употребление одинакового материала» направлено на то, чтобы слово или слова, соль остроты, можно было бы употребить один раз неизменным, в другой раз с небольшим видоизменением. Например, еще одна острота господина N. Он услышал от некоего господина, еврея по происхождению, злобные отзывы о качествах евреев. «Господин надворный советник, — сказал он. — Ваш антесеми-тизм** мне известен, но ваш антисемитизм — новость для меня». Здесь изменена одна-единственная буква, что едва заметно при небрежном произношении. Пример напоминает о других остротах с видоизменением господина N (см. с. 26), но, в отличие от них, в примере отсутствует сгущение; в самой остроте сказано все, что следовало сказать. «Я знаю, раньше вы сами были евреем; меня только удивляет, что именно вы поносите евреев». 2Русский перевод лишь частично передает суть приема — использование одинакового набора слов. Немецкий текст: «Nach der Ansicht der einen soil der Mann |
Похожие:
 | Указатель – это объект, содержащий адрес другого объекта и позволяющий косвенно манипулировать этим объектом. Каждый указатель ассоциируется... |  | Алгоритмы проверки безударных окончаний имён существительных и имён прилагательных |
| Закрепление правил правописания безударных окончаний имен существительных и имен прилагательных | | Цель: сформировать у учащихся навыки определять род имён существительных; развивать речь и мышление учащихся, умение определять род... |
| Это и понятно, поскольку речь идет об историческом феномене — христианстве, возникшем 2000 лет назад, создавшем многочисленные церкви,... | | Задачи: Развивать умение определять склонение имен существительных, пользуясь алгоритмом рассуждения |
| Домен верхнего уровня. Ua является составной частью всемирной системы доменных имен, которую администрирует "Интернет корпорация... | | Я имен существительных, совершенствовать умения правильно выбирать падежное окончание существительных, определяя их склонение и падеж,... |
| Подземная радиосвязь в шахтах [Текст] : ретроспективный научно-вспомогательный библиографический указатель / авт сост. В. И. Яцышин;... | | Россін, и иызоветъ дополнеаія и поправки спеціалистовъ по эгому предмету. Указатель составлевъ въ алфавитномъ порядкѣ алторовъ, если... |