Алексей Бобл «Песчаный блюз»»

Скачать 3.13 Mb.

Название	Алексей Бобл «Песчаный блюз»»
страница	1/17
Дата публикации	28.02.2013
Размер	3.13 Mb.
Тип	Документы

uchebilka.ru > Право > Документы

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 17

Андрей Левицкий Алексей Бобл

Песчаный блюз

«Андрей Левицкий, Алексей Бобл «Песчаный блюз»»: АСТ, Астрель; Москва; 2010

ISBN 978-5-17-070455-2, 978-5-271-31514-5

Аннотация

Я — доставщик. На своем сендере я вожу грузы по великой Пустоши между Москвой и Киевом. Меня нанимают фермеры, нефтяники-старатели, торговцы, оружейники. Я попадал во множество переделок, я дрался с бандитами и уходил от преследования наемников. У меня есть принцип: ГРУЗ ВСЕГДА ПОПАДАЕТ ПО НАЗНАЧЕНИЮ. Но сейчас я впервые нарушу его. Потому что мой груз смертелен. Мой заказчик действует против меня. А мои враги - самые опасные люди Пустоши.

^

Андрей Левицкий, Алексей Бобл

ПЕСЧАНЫЙ БЛЮЗ

Авторы благодарят Виктора Ночкина и Артема Белоглазова за талантливую поэзию, первого — за стихотворение про ветер и бродягу, а второго — за песенку про киборга.

^

Часть первая

ЭТОТ ЖЕСТОКИЙ МИР

Глава 1

ПОПЫТКА ГРАБЕЖА СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ

В жизни стоит делать только то, что тебе интересно, доставляет удовольствие или приносит деньги.

Хорошо, когда два из этих условий соблюдены. Ну а если все три… что ж, значит, ты счастливчик.

Я именно такой. То есть я — доставщик, а еще сочиняю песни. Мне интересно ездить по всяким местам; я получаю удовольствие, бряцая по струнам и бормоча стишки собственного сочинения, ну и неплохо зарабатываю на всем этом. Казалось бы, что еще надо мужчине для счастья?

Да ничего. Я вполне счастлив. Во всяком случае, чувствовал себя таковым, когда сквозь шум двигателей донеслось:

— Музыкант! Эй, тормози!

Поправив свой франтоватый бледно-зеленый шейный платок, я повернул голову — где-то за кормой «Зеба» приглушенно рокотала мотоциклетка.

Рокот сместился к правому борту. Кого там принесла нелегкая? Пришлось откладывать гитару, вылезать из кресла-качалки, стоящего посреди палубы, и доставать трехлинейку из чехла за спинкой.

Барханы раскинулись вокруг во всем своем песчаном однообразии. Караван, с которым мы недавно расстались на развилке у ржавого указателя с надписью «МОСКВА. 500 км», упылил к Мурому.

— Музыкант!

Шагнув к правому борту, я положил ружье на плечо.

— Да стой ты наконец! — крикнул Чика, привстав на заднем сиденье мотоциклетки.

Трехколесной машиной управлял Скорп, бородатый детина с толстым белым шрамом на брюхе. Куртки с рубахами Скорп не признавал, носил только шаровары. Волосатую грудь стягивали патронные ленты, на лице очки с выпуклыми стеклами, кожаный шлем на голове. Шлем этот он никогда не снимает, я, во всяком случае, не видел. Напарник Бочки по имени Чика совсем не такой. Прыщавый юнец, одетый в поношенную куртку с чужого плеча, на голове вместо шляпы плетеное донышко от корзины, подвязанное лентой. Увидев меня, он замахал рукой. Чика старался во всем подражать Скорпу, отчего выглядел забавно — не было в нем и грамма суровой невозмутимости напарника.

Похоже, они давно за мной тарахтят, оба сажи наелись, у меня ведь двигатели врублены почти на полную. Бандитов из этих мест повыбивали, но береженого, как говорится, и панцирный волк бережет. После развилки, где я откололся от машин Берии, шел участок неплохо сохранившейся дороги, для каравана узковатый, а одинокому транспорту в самый раз. Так бы мотоциклетка меня давно обогнала.

— Чего вопишь? — спросил я.

— Ос… танови, — Чика закашлялся. — Бер… Берия забыл…

Скорп сбросил газ и дернул гашетку тормоза. Машина вильнула, задребезжало крыло над передним колесом. Чика ткнулся лицом в широкую спину водителя.

«Зеб Шилликот» — шестиколесный сендер с острым носом, широкой кормой и дощатой палубой. Борта покрыты листами жести, надстройки деревянные. Трюм в носовой части, сзади два двигателя, бензобак и система управления.

Я глянул вперед и кинулся в рубку на корме. Еще немного, и самоход бы зацепил правыми колесами склон крутого бархана. Штурвал-то на стопоре, а потрескавшийся асфальт кончился, теперь надо быть внимательней.

Повесив ружье на крюк, уселся в высокое вращающееся кресло и потянул на себя рычаги. Двигатели взвыли — скорость упала, — потом звук стал низким и ровным. Какое-то время я слушал, как работает правый дизель, там ремень генератора пора менять, и аккумулятор уже староват… Ладно, вроде порядок. Нащупал под креслом ручку пневмотормоза, дернул — самоход встал.

Чика, не дожидаясь приглашения, забрался на борт, что вообще-то не принято. У нас, у доставщиков, так говорят: «Моя машина — моя крепость». Но молодой правила еще плохо знает.

— Ну, чего тебе? — Я вышел из рубки.

— Берия просил в Рязань завезти.

Он протянул небольшую котомку.

— Почта? А больше он ничего не передал?

— Передал, передал, а как же! — Чика достал из нагрудного кармана две медные монеты.

— Что ж так мало?

— Ну, Музыкант, я тут при чем? Сам у Берии потом спросишь…

Я взял деньги. Ладно, мне еще с ним и в Москву, и в Киев ездить. Он приличный караванный старшина, бывают и похуже типы, а с Берией дело иметь можно, он всех знает, со всеми на короткой ноге. Нравы и порядки в городах и поселках Пустоши разные, на каждом рынке свои правила. И доставщикам-одиночкам вроде меня связи среди тех, кто караваны сколачивает, нужны.

— Ладно, отвезу. В кнайпе отдать при гостинице?

Чика кивнул и перекинул ногу через борт.

— Бармену, да. К нему все за почтой приходят.

— Передай Берии, чтоб в Муроме прикупил мне аккумулятор для пускового движка. Он знает какой. В лавке у Потапа есть.

— Ага! — закивал юный доставщик и уже собрался спрыгнуть на песок, но я поймал его за плечо.

— Не перепутай, Чика. У Потапа, именно у него, а не у Федора Самарца. Повтори!

— В лавке у Потапа. В Муроме. Аккумулятор, — с готовностью отбарабанил он.

— Для пускового движка.

— Для пускового движка. Я запомнил, пусти, мы спешим, а то караван далеко уедет.

— Ладно, езжайте.

Я кивнул сидящему на мотоциклетке Скорпу, тот в ответ стукнул себя кулаком в грудь. Чика уселся позади него, двигатель мотоциклетки зарокотал, я же вернулся в рубку, бросил котомку на пол и сдвинул рычаг. Надо к вечеру в Рязань успеть, а мне ехать еще далеко.

Когда двигатель завелся, прислушался — некроз его разберет, что-то там еще фырчит помимо ремня. Ладно, позже налажу. Отщелкнув стопор со штурвала, вывернул колеса и хлопнул ладонью по рукоятке пневмотормоза. Самоход дернулся и покатил между барханами.

Взяв за ориентир самый высокий холм, маячивший далеко впереди, я выровнял машину, зафиксировал штурвал и снял с крючка ремень трехлинейки. Вернувшись в кресло-качалку, сунул ружье в чехол, сел и поднял гитару с палубы. Взял губную гармошку, висящую на груди на свитом из разноцветных нитей шнурке, пару раз дунул в нее, прикрыл глаза и коснулся пальцами струн.

*** * ***

Бродит ветер по пустыне,

Посреди больших песков,

Под песком лежат руины

Позабытых городов.
Я пустынник и бродяга,

С ветром бродим мы вдвоем,

Сочиняем песни вместе.

На два голоса поем.
Я как раз закончил рифмовать и не спеша перебирал струны, бормоча куплеты, когда слева по курсу появился «тевтонец». На верхушке телескопической мачты трепыхался флаг с изображением распятого мутанта, на станине позади водителя стоял пулемет. Корпус «тевтонца» выкрашен черным, человек за баранкой облачен в просторную черную одежду… Ясно, что это монах, патрульный Ордена. Непонятно только, почему он в машине один, служители Ордена Чистоты всегда передвигаются по двое-трое.

Ну вот, пожалуйста — патруль! Что они делают в северо-восточной Пустоши? До Москвы далеко, до Киева еще дальше… Земли вокруг Рязани не входят в зону влияния ни одного Храма, так с чего бы тут шастать патрулям? Разве что произошло нечто важное, что привлекло внимание Ордена к этому району, — хотя и тогда они скорее бы прислали жрецов-карателей, а не обычных монахов.

Но делать нечего, с этой братией не шутят, да и не испытываю я к ним особой неприязни. Должен же кто-то отстреливать мутафагов, чтоб не расплодились по всей Пустоши.

Пришлось отложить гитару и встать. Надев свою желтую шляпу и затянув шнурок на подбородке, чтоб не сдуло ветром, я пошел в рубку. Ветер трепал бахрому моих широких кожаных штанов, шевелил поля шляпы.

Мелодия все еще звучала в голове, вслушиваясь в ее переливы, я прикидывал, сколько «Банда четырех» заплатит за эту песенку, и потому недостаточно четко воспринимал окружающее. А то бы насторожился. Какой-то занюханный вид был у этого «тевтонца»…

Машина спускалась по длинному пологому склону наискось к курсу моего самохода. Двигатель там наверняка послабее пары дизелей, что рокочут под палубой, но зато «тевтонец» куда легче. Просто каркас из сваренных труб, с мачтой, сиденьем и бензобаком. Разве что многоствольный «гатлинг» добавляет весу. К слову, пулемет без электропривода, чтобы открыть огонь, надо вращать рукоять — ну и зачем, спрашивается, этот малый уселся в сендер один? Ствольный блок «гатлинга» торчит над его головой, стрелять и одновременно рулить монах не сможет. Но никого другого в машине не видно.

Водитель привстал, махнул мне рукой: тормози, мол. Ладно, торможу, служивый, не напрягайся так, еще ряса на заднице лопнет. Я чувствовал себя уверенно: никаких незаконных товаров в трюме «Зеба» нет, лишь ящики с яйцами водяной курочки, которые я вез в Рязань с фермы Ротника, да сумка с почтой от Берии. Монахи вообще не должны останавливать меня в этом районе, они здесь не хозяева, но я не хотел портить отношения с Орденом и потому, зайдя в рубку, сдвинул рычаги. Стрелка тяги перескочила на ноль, я потянул ручку пневмотормоза под сиденьем, пшикнул сжатый воздух в цилиндрах, скрежетнули колодки, и самоход встал.

Я поправил шляпу, шевеля губами, все еще погруженный в песню, прикидывая, подойдет ли этот текст «Банде» или придется переделывать, шагнул наружу, — и тут вой двигателей огласил барханы.

В одно мгновение музыкальный туман из головы как ветром сдуло. Я подскочил, увидев, что справа из-за холма вынесся еще один сендер, а сзади появился третий. И это не «тевтонцы» Ордена, но тачки с заостренными носами — такими предпочитают пользоваться кетчеры, то есть бандиты Пустоши.

Позади монаха (хотя теперь-то стало ясно, что никакой он не монах) из-под тряпья, сваленного кучей у пулеметной станины, высунулся человек.

Этот был не в черной полурясе и брюках-галифе — они не раздобыли второго комплекта одежды, а то бы напарник водителя мог сразу встать за пулеметом, изображая еще одного монаха.

Я прыгнул обратно в рубку и навалился на рычаги — от рева двигателя заложило уши. Только бы радиатор не взорвался! Нагнувшись, сбил торчащую вертикально рукоять пневмотормоза, вдавил педаль.

Заскрипел песок под колесами, и «Зеб» покатил вперед, тяжело набирая ход. Сквозь запыленное стекло рубки было видно, что по курсу лишь пологие всхолмления, никаких крутых склонов, так что я зафиксировал штурвал и выбежал наружу. Сендеры приближались с трех сторон, стволы пулемета на машине слева уже вращались — выпрямившийся позади станины человек вовсю крутил рукоять.

Сквозь рокот моторов донесся громоподобный выстрел штуцера, но визга пули я не услышал, она ушла далеко в сторону. Ветер отнес дымное облачко от машины, догоняющей справа. Там сидели двое кетчеров, а в той, что ехала сзади — один. Хорошо, что на других тачках не было пулеметов.

Когда я побежал к носовой части самохода, загрохотал «гатлинг».

На бегу кинул взгляд через ограждение. Стволы вращались быстро, тот, что оказывался вверху, выплевывал короткий язык огня. Пули застучали по борту «Зеба». Я упал, едва не перевернув кресло и заехав локтем по корпусу гитары. Схватив ружье, встал на колени. Длинный ствол описал дугу, в прицеле возникла голова человека за пулеметом. Палец вдавил спусковой крючок.

Я скорее стрелок, чем кулачный боец. Драться приходится не так уж и часто, а если все же без этого не обойтись, предпочитаю использовать вспомогательные инструменты вроде раскладной дубинки, цепи с грузилом на конце, да хотя бы обычной палкой. Пальцы у меня тонкие и длинные, ими хорошо перебирать струны или держать губную гармошку, но для кулачного боя они не слишком подходят, А вот на курок такими пальцами нажимать — самое оно, да и с глазомером порядок. Иногда, если денег хватает, я беру оплату за очередную доставку не наличными, а патронами к трехлинейке или «шершням», и долгими солнечными днями, пока «Зеб» ползет между барханами, тренируюсь, стреляя по белушам, гиенам-хохотуньям, пылевым суркам и ползунам, выбравшимся из своих холмовейников.

В общем, хотя самоход дергался, и пейзаж качался перед глазами, пуля угодила бандиту в плечо. Трехлинейная винтовка — это тебе не маленький двуствольный «шершень», у нее и дальность боя выше, и кучность она дает приличную. Бандита отбросило назад, он исчез из виду за станиной пулемета, который покрутился еще немного и смолк.

Я передернул затвор и повел стволом, выцеливая водителя. За спиной сквозь нарастающий рев мотора сухо кашлянул бандитский револьвер. Пуля едва не сбила шляпу с головы, шнурок впился в горло. Упав на бок, я перекатился, встал на одно колено и вскинув трехлинейку, — все это одним длинным плавным движением — выстрелил.

Сендер вильнул, достигнув конца склона, и пуля пролетела мимо цели. Только я попытался прицелиться снова, как на палубу что-то со стуком упало. С разворота пальнув в сендер за правым бортом, увидел, как мимо катится динамитная шашка, бросил ружье и прыгнул за ней.

Огонек на конце фитиля громко шипел, плюясь искрами. Я почти схватил шашку, когда самоход накренился, и она покатилась под кресло-качалку. С перекошенным лицом рванулся следом, опрокинул кресло, потянув лодыжку — и в падении подхватил желто-коричневый цилиндр с искрящим фитилем на конце. Фитиль уже прогорел. Я отшвырнул шашку назад. Перелетев через крышу рубки, она взорвалась в воздухе прямо за кормой «Зеба».

Последствия оказались неудачны как для меня, так и для преследователей. Выхлопную трубу самохода разорвало, и наружу повалил черный дым. Он ослепил водителя машины, несшейся прямо позади. Кетчер навалился на руль, чтобы не столкнуться с «Зебом», тачку повело вбок, она подскочила на песчаном горбе, как на трамплине, и упала на «тевтонец». Я к тому времени уже хромал к рубке. Оказавшись в ней, отжал фиксатор на рулевой колонке и крутанул штурвал. Ясное дело, я был в тот момент несколько взбудоражен, потому сделал это с излишней резкостью. «Зеб» дернуло так, что я едва не вылетел из рубки через распахнутую дверь. Зашипели колеса, самоход накренился, за ограждением качнулось желтое песчаное море. По нему несся третий сендер, тот, с которого бросили шашку.

Когда «Зеб» повернул, две машины рывком сблизились. Тактику кетчеров я знаю: они собирались двигаться параллельным курсом под высоким бортом самохода, зашвырнуть сюда несколько абордажных крюков и забраться на палубу.

Но ничего не вышло, мы столкнулись. Бандитские сендеры приземистые и легкие. Они оснащены раздвижными мачтами с парусами, то есть способны передвигаться под действием ветра. А мой «Зеб» — настоящий самоход-торговец, с вместительным трюмом и широкой палубой. Это переделанная круизная яхта, я слышал, раньше такие плавали по морям, хотя никогда не видел тех моей. Теперь у яхты шесть колес и пара двигателей, но нет ни мачты, ни такелажа. Восседая на палубе в любимом кресле-качалке, я взираю на окружающих свысока — в прямом смысле слова. Да и весит торговец в несколько раз больше обычного сендера, рассчитанного на экипаж из двух-трех человек.

В общем, столкновения как такового не получилось, вернее, оно вышло несколько однобоким: сначала сендер почти затянуло под днище «Зеба», потом едва не раздавило задней парой колес, а после вышвырнуло обратно, как пробку из бутылки забродившего пива. Самоход сильно качнулся, я покатился по палубе, врезался плечом в ограждение и вскочил.

Бандитские тачки остались позади. Те, что столкнулись, напоминали груду металлолома, третья перевернулась на бок. Из-под нее на четвереньках выбрался человек и встал, шатаясь. Почему-то он не попытался выстрелить — достал бинокль и принялся глядеть мне вслед. Я плюнул в его сторону, и потом вершина холма скрыла бандитов от взгляда.